И да простят меня классики...

[lighton]

В очередной раз попались в фиках шаблонные, заезженные фразы...Раз все о любви пишут практически одинаково, можно взять произведение известного автора и просто изменить имена и некоторые детали.
Когда В.Набоков и Г.Миллер писали свои знаменитые романы, они еще не знали, что пишут слэш по Шерлоку.

Шерлита

POV Джима
Шерли, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя.
Шерли: кончик языка совершает короткий путь в два шажка вниз по небу, чтобы на втором толкнуться о зубы. Шер. Ли.
Он был Шер, просто Шер, по утрам, ростом в семь футов (без двух вершков и в одном носке). Он был Шерлоком в длинных штанах. Он был фриком в Скотланд Ярде.
Он был мистером Холмсом на пунктире бланков. Но в моих объятьях он был всегда:
Шерли.

POV Шерлока
О, мне приходилось очень зорко присматривать за Мориарти, маленьким млеющим Мориарти! Благодаря, может быть, ежедневной любовной зарядке, он излучал, несмотря на очень детскую наружность, неизъяснимо-томное влечение, приводившее гаражистов, отельных рассыльных, туристов, хамов в роскошных машинах, терракоттовых идиотов у синькой крашеных бассейнов в состояние припадочной похотливости, которая бы льстила моему самолюбию, если бы не обостряла так мою ревность; ибо маленький Джим отдавал себе полный отчет в этом своем жарком свечении, и я не раз ловил его, coulant un regard по направлению того или другого любезника, какого-нибудь, например, молодого полковника с мускулистой золотисто-коричневой обнаженной по локоть рукой в браслетке часов, и не успевал я отойти (чтобы купить этому же Джиму сладкую сосульку), как уже он и красавец полковник самозабвенно обменивались прибаутками, словно пели любовный дуэт.
Я вовсе не стремлюсь создать впечатление, что мне не давалось счастье. Милый читатель должен понять, что человек, обладающий Мориарти, очарованный и порабощенный им, находится как бы за пределом счастья! Ибо нет на земле второго такого блаженства, как блаженство нежить Джима. Оно "вне конкурса", это блаженство, оно принадлежит к другому классу, к другому порядку чувств. Да, мы ссорились, да, он бывал прегадким, да, он чинил мне всякие препятствия, но невзирая на его гримасы, невзирая на грубость жизни, опасность, ужасную безнадежность, я все-таки жил на самой глубине избранного мной рая - рая, небеса которого рдели как адское пламя, - но, все-таки, рая.

Шерлексус

Мы были в превосходном настроении, я и Джим. Обедали в придорожном ресторане, пили кьянти. Это был целительный вечер, весь, сверху донизу, созданный для прогулок влюбленных. Мы лежали в траве и смотрели на звезды.
– Ты думаешь, Джон на самом деле останется там на несколько недель? – спросил Джим .
Если бы так!
– Может быть, он вообще больше не вернется, – сказал я. – Может быть, он это и хотел мне сказать, когда попросил проехать с ним в поезде. Может, у него нервы сдали в последнюю минуту.
Мориарти и не помышлял о такой жертве со стороны Уотсона. Наверное, он вообще не думал об этом. Просто на какое-то время мы могли быть счастливы, могли вообще забыть о существовании Джона.
– Я хочу, чтоб мы могли уехать отсюда вообще, – сказал Джим. – Перебрались бы куда-нибудь, совсем в другую страну, где никто бы нас не знал.
Да, это было бы отлично.
– В конце концов мы так, наверное, и сделаем, – сказал я. – Здесь нет ни единой души, о ком я мог бы пожалеть. Вся моя жизнь была бессмысленной, пока я не встретил тебя.
– Пошли покатаемся на лодке, – вдруг предложил Джим. Мы поднялись и неспешно отправились к лодочной пристани.
Поздно, все лодки были уже заперты. Мы побрели бесцельно по тропинке вдоль озера, подошли к маленькому дощатому павильончику над самой водой. Он был пуст, вокруг никого не было. Я сел на струганую деревянную скамейку, и Джим устроился у меня на коленях. На нем был мой любимый костюмчик, а под ним ровным счетом ничегошеньки. Она привстал на секунду, спустил штаныи решительно оседлал меня. Получилась чудная сцепка. Потом, когда все кончилось, мы долго еще сидели в молчании, покусывая друг другу губы и мочки ушей.
Потом мы спустились к воде и кое-как, с помощью носовых платков, обмылись. Я как раз вытирал член кончиком рубашки, когда Джим схватил меня за руку и показала в сторону кустов. Я ничего там не увидел, какой-то слабый проблеск – и только. Быстро застегнул штаны, и – Джима за руку – мы снова поднялись на дорожку и степенным шагом двинулись прочь.
– Это точно копы, – сказал Мориарти. – У них так заведено: спрячутся в кустах и подглядывают, извращенцы поганые.
И в тот же момент мы и в самом деле услышали тяжелые шаги, типичную походку толстокожего, тупого Андерсона.
– Эй вы, двое, – раздалось за нашей спиной. – Минуточку! Куда это вы спешите?
– Что вы имеете в виду? – Я повернулся к нему с возмущенным видом. – Мы гуляем, не видите разве?
– Самое время для прогулок. – Полицейский подошел к нам. – Я охотно прогуляюсь с вами до участка. Вы что думаете – здесь племенная ферма?
Я прикинулся непонимающим. Но он был Андерсоном, и это его взбесило окончательно.
– Ишь, какой наглый! – сказал он. – Лучше-ка отпусти этого мужчину до того, как я тебя заберу.
– Это мой муж.
– Так это ваш муж, вот как? Ну-ну, значит, все отлично. Можно малость приголубить друг дружку, но подмываться в общественных местах – будь я проклят, если видел когда-нибудь этакое! Ну, тогда спешить особенно не будем. Ты, парень, совершил серьезное правонарушение, и раз он в самом деле твой муж, он тоже за это ответит.
– Послушайте, неужели вы хотите сказать…
– Фамилия? – оборвал он меня, приготовившись записывать в блокнотик.
Я сказал.
– Где живете? Я сказал.
– Его фамилия?
– Та же, что у меня. Он же мой муж, я же вам говорил…
– Говорил. – Он гнусно осклабился. – Все верно. Так, теперь – на что вы живете. Вы работаете?
Я вытащил из бумажника космодемоническое удостоверение Майкрофта и предъявил ему – я всегда носил его с собой. Там было сказано, что я пользуюсь правом бесплатного проезда на всех видах общественного транспорта Лондона. Это его слегка озадачило, он сдвинул фуражку на затылок.
– Так вы заведующий отделом. Очень ответственная должность для молодого человека вроде вас. Я думаю, что надо крепко держаться за эту должность, не так ли?
И тут перед моими глазами возникли аршинные буквы моей фамилии в завтрашних газетах. Хорошенькую историю состряпают при желании из всего этого репортеры. Пришла пора что-то предпринять.
– Послушайте, – сказал я. – Давайте обсудим все спокойно. Я живу совсем рядом – почему бы вам не зайти к нам? Может быть, мы с мужем были немного легкомысленны, мы ведь поженились совсем недавно. Мы никогда не будем так себя вести в общественном месте, но ведь было темно и никого не было вокруг…
– Ладно, это все мы, может, и уладим, – сказал он. – Так вы, я вижу, не хотите потерять свою работу?
– Конечно, не хочу, – согласился я, мучительно соображая сколько у меня имеется в кармане и берет он или нет.
Джим копошился в своих карманах.
– Не надо так суетиться, – произнес Андерсон. – Вы ведь знаете что нельзя предлагать взятку должностному лицу. Кстати, если я не слишком назойлив, в какую церковь вы ходите?
Я не задумываясь назвал католическую церковь на углу своей улицы.
– Так вы из паствы отца О'Мэйли! Что ж вы мне сразу не сказали? Конечно, вы не хотите опозорить свой приход, правильно я понимаю?
Я ответил, что если отец О'Мэйли узнает о моем поведении, я этого не переживу.
– Вы и венчались у отца О'Мэйли?
– Да, свят.. я хотел сказать «начальник». Мы венчались в этом апреле.
Я все старался не извлекая их на свет, сосчитать деньги в своем кармане. Получалось не больше четырех долларов. Интересно, сколько же у Джима?
Коп зашагал в сторону, и мы пристроились за ним. Вдруг он резко остановился и ткнул куда-то вперед своей дубинкой. И так, держа дубинку на весу и кивая головой в одном направлении, он начал тихий монолог о наступающем празднике нашей Матери Богородицы Всепомогающей и тому подобных вещах, левую же руку он вытянул таким образом, что кратчайший путь к выходу из парка лежал как раз мимо нее и воспользоваться этой дорогой зависело от нашей сообразительности и правильного поведения.
Мы с Мориарти поспешили сунуть ему в лапу по нескольку бумажек и, благодаря его за доброту, пулей вылетели на волю.
– Думаю, тебе лучше пойти ко мне домой, – сказал я. – Если мы ему дали мало, он может притащиться за доплатой. Я не верю этим грязным ублюдкам. Отец О'Мэйли, дерьмо!
Мы поспешили домой и заперлись там. Я отыскал на кухне немного портвейна.
– Теперь только не хватало, – сказал я, отхлебнув портвейна, – чтобы Джон вернулся домой и застал нас.
– А он и вправду может вернуться?
– Один Бог ведает, что он может.

Шерлексус 2

Мы влезли в такси, и, пока машина делала круг, Джим решительно взобрался на меня и крепко оседлал. Началась отчаянная схватка, машину трясло и раскачивало, зубы наши скрипели, языки жалили друг друга.. Когда мы оказались на пустой площади на том берегу реки, было уже совсем светло: я поймал цепкий взгляд копа, мимо которого мы только что проехали.
— Уже светло, Джим, — сказал я, пытаясь потихоньку освободиться.
— Подожди, подожди! — взмолился он, тяжело дыша, крепко вцепившись в меня и не отпуская
Мои мысли… У него никогда не было способности проникнуть в них, ни тогда, ни позже: он копал куда глубже, он улавливал нечто более сокровенное, словно был снабжен антенной. Он улавливал, что я настроен на разрушение, и знал, что в конце концов я уничтожу его. Он знал, что, в какую бы игру ни вздумал со мной играть, встретит равного соперника. Мы подъехали к его дому. Он придвинулся ближе, внутри у него был какой-то переключатель, которым он распоряжался как хотел, и теперь он повернулся ко мне, включив свою любовь на полную мощность. Таксист застыл за рулем. Он велел ему отъехать подальше от дома и там подождать. Мы стояли с ним, обратив друг к другу лица, сцепив руки, соприкасаясь коленями, и огонь бежал по нашим жилам. Мы замерли, словно в какой-то освященной веками церемонии, и оставались так несколько минут; вокруг была тишина, и только неподалеку урчал мотор.

— Я позвоню тебе завтра, — сказал он, прижимаясь ко мне в прощальном объятии. И потом прошептал в самое ухо: — Я влюбился в самого удивительного человека на свете. Мне с тобой страшно…